 | | И.Е. Репин. Портрет художника Ивана Крамского. 1882 |
В истории русской художественной культуры второй половины XIX века Иван Николаевич Крамской (8.6.1837–5.4.1887) известен не только как большой и талантливый художник, но и как авторитетный общественный деятель и блестящий художественный критик. Крамской родился в семье писаря в городе Острогожске недалеко от Воронежа, в юности работал ретушером при фотографических мастерских, а в двадцать лет приехал в Петербург и поступил в Академию художеств. В 1858 году написал первую критическую статью, в которой заявил, что современный художник подобен пророку, что он должен «поставить перед лицом людей зеркало, от которого бы их сердце забило тревогу». Осенью 1863 года Крамской возглавил «Бунт четырнадцати» — демонстративный выход из Академии претендентов на большую золотую медаль, требовавших свободного выбора темы для конкурсной программы. Вышедшие из Академии образовали первую в России независимую организацию — Артель художников, чтобы «работать вместе и вместе жить». Уже в письмах 1860-х годов Крамской выступает последовательным защитником новых идей. В его понимании, как и в понимании многих его современников, свобода личная неотделима от интересов общества. Вместе с тем он много «работает на заказ», в частности участвует в росписи купола храма Христа Спасителя в Москве (1866–1869). С самого начала своего творчества Крамской определился как портретист. Среди ранних работ выделяется овальный «Автопортрет» (1867) и портрет жены (1866–1869), изображенной за чтением в саду на фоне заката. На рубеже 1860—1870-х годов живописец включается в учреждение Товарищества передвижных выставок и становится общепризнанным авторитетом среди передвижников. Начиная с первой и вплоть до XV, состоявшейся в год смерти художника (1887), он активно участвует в каждой выставке Товарищества. На Первой экспозиции Иван Николаевич представил картину «Русалки» (1871), написанную по повести Майская ночь Н.В. Гоголя. Обратившись к поэтическому мотиву, художник расширил жанровые представления, бытовавшие в русской живописи 1860-х годов. Эта лирико-романтическая линия творчества нашла свое продолжение как в иллюстрациях к Н.В. Гоголю, А.С. Пушкину, так и в целой группе «поэтических» работ Крамского («Девушка с распущенной косой», 1873; «Осмотр старого дома», 1874). В портретах М.К. Клодта, Ф.А. Васильева (оба — 1871) и скульптора М.М. Антокольского (1871), исполненных в технике монохромной живописи, Крамской бросил вызов фотографии, ставшей популярной в эти годы. Емкостью и глубоким психологизмом этих портретов Крамской утверждал, что только искусству доступно внутреннее сходство. Вторая выставка подарила зрителю картину Христос в пустыне (1872). Тема Христа оказалась едва ли не самой важной в дальнейшей судьбе художника. Над «вторым томом Христа» — картиной «Хохот» (1876–1887) — художник работал до конца своих дней. История восприятия полотна богата противоположными суждениями. Изображенного Крамским Христа называли революционером-нигилистом и Богочеловеком, в нем видели конкретный образ современника и в то же время находили «отвлеченный абстракт идеи», «иероглиф мысли». В письмах Крамского отражен процесс мучительно долгой работы над самим полотном, которое писалось, по выражению художника, «слезами и кровью». Крамской не сомневался в исторической достоверности Евангелия, для него Христос — реальная историческая личность, «действительный человек», но вместе с тем «мировой человек», «легендарный», «человек любви всеобъемлющей». Он называет его то «сыном человеческим», то «сыном Божиим», то равным, то неравным Богу. В картине нет места ясным и радостным тонам, как нет места наивной светлой вере. Созданный им образ не божественен и не сверхъестественен. А «правда лица» зависела не от принятого канона, а от подлинности отношения художника, от его веры. « И на вопросы зрителей: “Это не Христос, почему Вы знаете, что он был такой?” Я позволял себе дерзко отвечать, но ведь и настоящего, живого Христа не узнали», — писал художник. Василий Верещагин в своих воспоминаниях о Крамском писал: «… мне, бывшему в Палестине и изучившему страну и людей, непонятна эта фигура в цветной суконной одежде, в какой-то крымской, но никак уж не палестинской, пустыне, с мускулами и жилами, натянутыми до такой степени, что, конечно, никакой натурщик не выдерживал такой „позы“ более одной минуты. Да и что за ребяческое представление о напряжении мысли, сказывающемся напряжением мускулов!» С начала 1870-х годов Крамской — ведущий портретист своего времени, удивлявший современников редкой проницательностью. Спокойно смотрят его модели из серого, «муругого» пространства портретных фонов. Детали костюма, внешней обстановки менее всего интересуют художника, порой остаются едва прописанными. В «объектив» его, прежде всего, попадают лица и руки, которые пишутся при помощи излюбленного приема Крамского — светотени, выявляющей «сердечные движения». Именно в лице заключается самое значительное. Оно выделяется светом, проникающим в самые глубины человеческого существования. Крамской утверждает лучшее в человеке, изображая модель в состоянии духовного и душевного напряжения. Таковы его портреты Л.Н. Толстого (1873), М.Е. Салтыкова-Щедрина (1879), Д.В. Григоровича (1876). Под сильным впечатлением от встреч с неизлечимо больным поэтом был создан портрет-картина Н.А. Некрасов в период «Последних песен» (1877–1878), ставший живописным памятником поэту. Свидетельством близких отношений Крамского и Третьякова стал небольшой камерный портрет коллекционера (1876). С середины 1870-х годов в творчестве Крамского становится особенно заметно увлечение современной французской живописью, наследием старых европейских мастеров: Ван Дейка, Веласкеса, Рембрандта. В портретах В.Н. Третьяковой, С.Н. Крамской (оба — 1879), В.В. Самойлова (1881) художник претворяет традиции старой испанской живописи. А портрет художника А.Д. Литовченко позволяет говорить об определенных перекличках с искусством Мане и Дега. В конце 1870-х — 1880-е годы в жизни Крамского наступил период тяжелого кризиса. В письмах он признается, что в последние годы погрузился в «состояние мятежа», испытывает «отчаяние за будущее», болезненно реагирует на происшедшую в обществе утрату близких ему идеалов 1860-х годов. Он тяжело пережил смерть Ф.М. Достоевского, был неудовлетворен ходом работы над картиной «Хохот», так и оставшейся неоконченной. Отношения Крамского с членами Товарищества, обострившиеся в это время, привели к конфликту. Его идеи о необходимости обновления организационных форм выставочного объединения не нашли понимания в среде передвижников. В эти годы к Крамскому пришла слава общеизвестного и даже «модного» портретиста. Он писал портреты императора, императрицы, великосветской знати, давал уроки рисования цесаревнам. И при этом с болью отмечал, что работа на заказ начинает все более тяготить его. Депрессия и болезнь, одолевшие Крамского в эти годы жизни, омрачали его существование, однако он много работал. Свидетельство тому — создание необычайно выразительных образов: И.И. Шишкина (1880), А.С. Суворина (1881), дочери С.И. Крамской (1882), В.С. Соловьева (1885). В 1880-е годы Крамским написано несколько значительных картин. Увы, часть демократически настроенной публики восприняла картину «Лунная ночь» (1880) как явление салонного искусства, внешне красивое, но поверхностное. Еще более резким оценкам подверглась его знаменитая Неизвестная (1883). Картина «Неутешное горе» (1884) написана под впечатлением смерти двух младших сыновей художника. В облике матери, изображенной в глубоком трауре, звучит безмолвное отчаяние и в то же время готовность противостоять горю. Полотно было приобретено П.М. Третьяковым, несмотря на возникшее в 1880-е годы непонимание между собирателем и художником. Василий Верещагин замечал: « Лучшею из его картин я считаю „Неутешное горе“. Несмотря на то, что тут выставленные „воспоминания“ азбучны, фигура женщины очень хороша и выразительна… Портреты его очень хороши, не красками, по большей части фиолетовыми и как-то аптечно разноцветными, а сходством, действительно иногда поразительным. Я не знаю у нас другого художника, который так схватывал бы характер лица». В том же 1884 году Крамской приступил к последней своей большой картине на библейский сюжет «Иродиада перед головой Иоанна Крестителя» (1884–1886, не окончена). Эта картина сегодня воспринимается как предсмертная исповедь художника. Сознание неумолимого движения жизни пронизывает небольшой по размеру последний «Автопортрет с дочерью» (1884). Крамской умер в 1887 году в Петербурге в своей мастерской за работой над портретом доктора К.А. Раухфуса (1887). Похоронен на Смоленском кладбище, а в 1987 году его могила была перенесена в некрополь Александро-Невской лавры.
По книге Татьяны Юденковой «Иван Крамской» (серия «Мастера живописи. Русские художники»)
Книги, посвященные жизни и творчеству Ивана Крамского:
|
